Движение для художников-конструктивистов отождествлялось с идеями о машинном производстве и техническом прогрессе. Они верили, что промышленность и технологии помогут создать лучшее общество. Работа, как слаженный цикличный процесс, свойственна многим производственным механизмам. Организм человека — по сути тот же прибор, функционирование которого оправдано тщательным соблюдением правил и предписаний. На протяжении выставки художница отождествляет себя с механизмом, являющимся частью системы. В какое время стоит сказать себе «стоп», чтобы предотвратить сбой?

В эпоху конструктивизма документация играла важную роль, так как позволяла фиксировать реальность и использовать её для создания новых произведений и исследований. В проекте «Своя комната» размываются границы между личным и социальным, выявляя повседневную жизнь человека, которую мы не можем увидеть привычным нам образом, но, которая всегда была и остается частью нашей реальности. Работа представляет собой документацию/действие/запечатление жизни в комнате в прямом эфире.

Моя работа — это портал между мирами. Визуализация человека, не имеющего лица, но обладающего вместо него формами круга разных цветов, отсылает нас к определению понятия «дизайн человека». Сегодня, как и конструктивисты много лет назад, как «универсальный человек» эпохи возрождения, так любой другой человек, подверженный определенным изменениям, имеет желание дать ответ происходящему, в этом его сущность.

Согласно мнению искусствоведа и культуролога И.И. Йоффе, монополизм и власть общего над частным превращают мир в материально-энергетическое единство, где каждая вещь есть только функция, а не механический элемент целого. Невинное желание преобразования реальности через достижения промышленности привели к той версии капитализма, результаты которой мы видим сейчас: сверхпотребление, экономические кризисы, санкции, уничтожение индивидуального и трансцендентного. Целью данного проекта является возврат к трансцендентному. Посредством обращения к иконическому образу стула как символу повседневности, потребительского общества и критики репрезентации в работе Джозефа Кошута.

В работе Эль Лисицкого «Пластический образ для электромеханического представления «Победа над солнцем» прослеживается слияние технологий и авангардной идеологии, а также критика буржуазной культуры через конструирование новых форм. Нарративная составляющая и направленность проекта на массы обретает выражение сложного синтеза произведения искусства, технического прогресса и мифа об инновациях. «Победа солнца» подвергает реконструированию этот нереализованный проект через делегированный перформанс, исполняемый автоматизированными устройствами, для конструирования концептуального контекста современного мироустройства. Система машин стремится объединить отдельные элементы, находящиеся в пространстве, в единую и цельную конструкцию, действуя в строго заданном расписании. Четкий порядок и периодичность, в сочетании с неоконченным образом, воплощают собой идею проуна по критериям Эль Лисицкого.

В проекте я рассматриваю стремление художников 1920х годов в новом устройстве мира в соответствии с их идеалами, нахожу связь с современностью, в которой многие их идеи нашли свое воплощение и реализацию. Но, несмотря на всё новые технологии и изменения в нашей жизни, никуда не делся человеческий фактор с правом на ошибку и личный опыт. Взяв за основу образ вышек сотовой связи, как необходимые элементы нашей реальности, я сопоставляю их с проунами, одной из областей художественной практики Эль Лисицкого. Помещая элементы сотовой связи в пространство живописной плоскости, я провожу параллель в стремлении Эль Лисицкого уйти от станкового искусства в сторону нового пластического формообразования и создания новых способов взаимосвязи между людьми, с современностью как таковой. Используя архаичный язык станковой живописи, я «возвращаю» объекты в пространство холста, тем самым ставлю вопрос, насколько удалось реализовать желаемый новый мир и нового человека в проекте авангарда?

Технологии массового фабричного производства стали двигателем художественной мысли. Главный критерий обустройства жизни — универсальность. За основу данной работы был взят проект стола-дивана Пылинского, разработанный по канонам конструктивистской эргономики. Плоскость столешницы, соприкасающаяся с человеком при эксплуатации, воспроизведена из воска. Это позволяет проследить отпечатки взаимодействия тела художницы и мебели. Автор провел эксперимент, в ходе которого в течение недели использовал эту мебель повседневной жизни.

В данном проекте автор рассматривает ощущение будущего человека, находящегося в бесчисленном множестве состояний при перемещении во времени. Также фиксирует одновременную множественность выбора человека.

Проект посвящен разрушению иллюзий и утопических представлений. Он отсылает к значимости интеллектуально-материального производства эпохи конструктивизма, которое разрушилось, столкнувшись с реалиями жизни. В этом проекте художница рассказывает о встрече с действительностью и её принятии. В ней, в отличие от пребывания в утопических представлениях, человек в большей мере способен влиять на свое будущее. Апогеем такого осознания является признание собственной смертности. И в этом признании есть опора, позволяющая наполнить экзистенцию ясностью и осмысленностью.

Проект отражает рефлексию автора на формирование образа города Иванова. Родина первого совета, Текстильный край, Город невест, Русский Манчестер, Столица конструктивизма, Третья пролетарская столица — статусы, приписываемые городу в различные периоды, в той или иной степени уже стали историческими артефактами. Но что они значат для автора, родившегося и выросшего в Иванове?

В проекте проходит параллель между нашим временем и эпохой конструктивизма, которые ставили перед собой цель реконструировать мир в соответствии с идеальными принципами. Имея в себе смелость и революционный порыв к построению нового общества и всех его структур, они верили в единство и опирались на такие ценности, как функциональность, утилитарность, равенство и коллективность, которые должны были служить базой для построения нового общества. В наше время влияние конформизма и капитализма на общество привело к распаду идентичности, потерю надежды и равновесия. Опора служит каркасом, внутренним, недостающим элементом, оставшимся в той эпохе. Скелеты-здания символизируют нереализованные мечты о будущем оставшиеся в прошлом и напоминают о необходимости взращивания внутреннего стержня у человека.

В основе многих конструктивистских идей — смелость переизобретать реальность, пусть и во многом утопичную. Как башня Татлина — символ устремленности к новому миру: чем не Вавилонская башня? Но часто логичным следствием утопий становятся антиутопии. В основе проекта «Узоры» — исследование перехода из утопии в антиутопию тотальной унификации. Задействованная в орнаменте массы человеческая фигура порывает с индивидуальным ради анонимности, а люди становятся паттерном, формой, подчиненной общей цели.

Мы не можем помыслить свое будущее без образов прошлого. Призраки прошлого всегда присутствуют и в нашем настоящем, но не в первоначальной своей форме, а в виде следа. Они постоянно преследуют нас, возвращая к мыслям о возможных вариантах будущего. Одновременное присутствие и отсутствие, дезорганизация времени — следы приходящие из прошлого и несущие в себе определенный код. Этот феномен тесно связан с идеей деконструкции — разрушения стереотипа или включения в новый контекст. То, что мы видим — не есть то, чем оно является, но есть результат совокупности различных факторов, элементов и событий.

Данная работа — отсылка к одной из интерпретаций Памятника III Коммунистического интернационала, в которой он описывался, как символ мирового древа, стремления к новому миру, воссоединения человечества, разделённого при постройке Вавилонской башни.

Сегодня, во времена абсолютной свободы выбора стилей и выразительных средств, конструктивистская эстетика остается востребованной. Да, поменялись объекты восхищения — никто не приходит в восторг от работающих заводов, лифтов и эскалаторов. Прежняя машина в виде громоздких и шумных объектов — от фабрик до станка — перестает быть символом совершенного мира. Но роль технологий и научных достижений по-прежнему — и даже в еще большей степени — играет первую скрипку в жизни человеческого сообщества. «Гимн конструктивизма» не только переносит в историческую эпоху конструктивизма, но и приглашает к размышлениям об актуальности его в современном мире. Композиция, дополненная звуками промышленных механизмов, ритмов мегаполисов и абстрактных звуковых коллажей, является музыкальным выражением энергии, инноваций и стремления к преобразованию через искусство и технологию.

Конструктивисты творили в самые тёмные десятилетия двадцатого века. Своими работами они создавали образ прекрасного будущего: логичного, унифицированного, без элитаризма. Такого будущего, в которое хотелось бы стремиться, в которое они сами не успели попасть. Да и никто не успел… Своим ковёрным деревом я обращаюсь к этим мечтателям — сбылось то, чего они боялись больше всего, — прошлое стало нашим будущим, ковры, которые использовали не сколько для красоты и тепла, сколько для звукоизоляции, ведь даже слово, сказанное на собственной кухне или в спальне, не совсем принадлежало человеку и могло быть использовано против него, символизируют нашу укоренелость в прошлом. Но в дереве есть расщелина, как от удара молнии, откуда вырывается свечение. Свет, как знание, как потенциал перерождения, как сбрасывание оков — хотя бы ковёрных, как то будущее, которое своим искусством приближали конструктивисты.

Поиск истины — движение по кругу. Он начинается внутри человека, переходит во внешний мир и возвращается обратно к духовным глубинам личности. Предположим, что истина — это источник зарождения нашей веры... Вера обитает в одной из частей физического тела человека. Но, где именно? Андрей Белый в поэме «Глоссолалии» пишет об области начала макрокосма так: «Полость рта — зародыш Вселенной...». А Вселенная в человеке — есть основа мироздания, его храм. Из этой идеи и возникает гипотеза художницы, о том, что рот — это храм человека. Звуки, которые извлекаются из уст, исходят от нас, так же, как душа отходит от тела. Рот представляется нам собором звуков и пауз, а голосовая щель превращается в царские врата храмового иконостаса: место появления и исчезновения голоса. Треугольная форма голосовой щели изменяется в зависимости от того, молчим мы или говорим. Глядя на объект, будто бы находясь внутри самих себя, через треугольник голосовой щели мы смотрим на чашу — закрытую полость рта, и слышим тишину. И лишь в моменты безмолвия порой мы обращаемся к своему внутреннему храму. У каждого беззвучье слышится по-своему. Но в нём, быть может, и рождается искомая истина.

Работа исследует взаимосвязь механического и органического путем изучения того, как внешняя среда, являясь механизмом влияния, сливается с человеком и порабощает его. Механическое, как символ расчеловечивания, исходит из повседневной автоматизации нашей жизни через постоянное вмешательство внешних установок, продиктованных технической эпохой, массовой организацией жизни и разрывом с органическим миром. Происходит смешение личного и безликого, противостояние внутренней индивидуальной структуры и деперсонализированной внешней. Механизация дегуманизирует и делает человека рабом организованного общества и машины, которую он сам создал и теперь ей подчинился.

Позвонили в дверной звоночек? Звоночек не прозвенел? А что произошло? Что-то ведь произошло. Случился будничный, едва заметный факт конструирования и фиксации вашей идентичности. Очередной выбор, который был вами сделан, будет оцифрован и будет передан кому-то во владение.

«Вечная жизнь» — это погружение в фантазийный мир будущего, где перенос сознания в цифровую реальность открывает двери в бессмертие. Агитационные плакаты, сайт и рекламный ролик служат визуальными путеводителями, выстраивая аналогию с эпохой конструктивизма.